Глава 4

Вельда уже сидела в конторе, когда вошли мы с Патом. Было десять минут десятого. И завтрак, состоявший из кофе и рогаликов, уже ждал нас. После него мы собирались проводить Маркоса Дули в последний путь. Я спросил Пата, как насчет цветов, и он ответил:

— Дули оставил распоряжение. Никаких цветов. Он говорил, что цветы всегда напоминают ему о похоронах.

— С каких это пор он научился предвидеть события, а, Пат?

— Он вообще сильно изменился за последние несколько лет. От директора похоронной фирмы «Ричмонде» я узнал, что он, оказывается, оплатил все услуги вперед, сам выбрал себе урну для пепла.

— Пепла! Скажешь тоже, Пат! Он ведь ненавидел огонь, или ты забыл?

— Война в прошлом, Майк. Так что, возможно, он успел избавиться от этой фобии. И выбрал кремацию. Кроме того, где, черт возьми, найдешь теперь место в городе для нормальных похорон?

Превратиться после смерти в пепел и прах — нет, то совсем не походило на образ мышления Дули. Я же прекрасно помнил, как мы с ним однажды оказались в ловушке, в горящем здании, и как ненавистна была ему мысль о том, что мы сгорим в этом огне, превратимся в обугленные куски мяса. Каким-то непостижимым образом ему удалось пробить дыру в стене с помощью гранаты. Мы выскочили и с ходу уложили четырех солдат противника, загнавших нас в это пекло, а затем благополучно и без всяких приключений вернулись к своим. И еще многие месяцы спустя мы с Патом видели безобразные шрамы от ожогов на спине Дули, всякий раз, когда вместе мылись в душе.

Сидевшая за письменным столом Вельда опустила в чашку кофе пакетик с заменителем сахара. Пат подошел и увидел лежавшее на папке с документами какое-то маленькое хитрое приспособление и, жуя черствый рогалик, осведомился:

— А это еще что?

— Последнее слово техники в подслушивающих устройствах, — ответила она.

— Кто дал твоим ребятам распоряжение прослушивать наш телефон? — спросил я. Мы хоть и были добрыми друзьями, но Пат как-никак фараон.

Мы дали ему минуту — переварить услышанное. Затем я заметил:

— Никто, дружище. Его нам просто подложили.

Вельда пощелкала пальцем по аппарату, стоявшему на столе.

— Вот этот.

— Ловко, — заметил Пат. — Но кто это сделал?

Я ответил:

— Мы знаем когда, знаем почему. Но только не знаем кто.

— Замечательно! Ничего себе объяснение. — Он откусил еще кусок рогалика.

— Эта пресс-конференция носила стихийный характер. Мы сделали лишь несколько телефонных звонков. А уж они сами позаботились о том, чтоб новость распространилась. Согласитесь, мое внезапное возвращение все же представляло интерес для средств массовой информации. И вот некий человек, расслабившийся после того, как до него дошло известие о моей гибели, вдруг узнает, что на самом деле ничего подобного не произошло. А у него имеется свой человек среди этих журналистов и репортеров. И подменить аппарат или засадить «жучок» во время интервью, когда взоры всех присутствующих были обращены ко мне, не составляло особого труда.

— Ну и?..

— Ну и я сразу почувствовал себя важной персоной. И прошу меня не разочаровывать!

Пат дожевал рогалик и кивнул:

— Да ради Бога!

— Кстати, скажи, пожалуйста, сколько мест займет миллион баксов сотенными купюрами?

Он недоверчиво взглянул на меня, потом понял, что я не шучу, и ответил:

— Ну, большую картонную коробку. Доверху. Коробку размером с сушильный шкафчик.

— Тогда для миллиарда долларов понадобится тысяча таких коробок, верно?

Теперь уже Пат заметно растерялся.

— Ну да... А почему ты спрашиваешь?

Для облегчения расчетов я решил назвать приблизительную цифру.

— Тогда сколько же места должны занять коробки, где хранятся восемьдесят миллиардов долларов?

— Знаешь, Майк, — сказал он, — похоже, эти выстрелы в живот оказали воздействие на голову.

— Это не ответ.

— Ну, наверно, для этого понадобится очень просторный склад, верно?

— Я тоже так думаю. — Усмехнувшись, я добавил: — Что бы ты делал с такой кучей деньжищ, а, Пат?

— Купил бы новую машину, — пробормотал он, недоумевая, к чему это я клоню.

— Знаешь, я о том же подумал, — сказал я и улыбнулся.

Вельда особо не прислушивалась к нашему разговору. Лишь покачала головой.

— И что теперь прикажешь делать с этим «жучком», Майк?

— Можешь засунуть его обратно?

— Я же его вынула, разве нет? Конечно, могу. Но только позволь поставить его в другой аппарат. Эта штуковина представляет собой миниатюрный передатчик и, переставленная на другой аппарат, будет передавать только то, что мы сами хотим, чтоб они слышали.

— Прекрасно, — ответил я. — Действуй.

Пока она вставляла «жучок» в аппарат, стоявший на другом столе, мы с Патом допили кофе, взглянули на часы и увидели, что нам пора.

Спустившись вниз, мы поймали такси и отправились в похоронное бюро «Ричмонде». И увидели аккуратно выведенное на дощечке красного дерева имя «Дули», а ниже — стрелку, указывающую в направлении часовни, что слева.

Тишина и покой, царившие в дорогих моргах, подобных этому, были просто удручающими. Они окутывали, словно густой туман. Здесь было положено проливать слезы горя или держаться с самым стоическим видом, но явно давая понять, что ты еле сдерживаешь охватившую тебя скорбь. Лишь похоронщики выглядели более или менее нормально. Они здорово надрочились изображать скорбь и утешение, даже в тех случаях, если бы им жали ботинки. Но об этом и речи не могло быть, потому как то было заведение с приличной репутацией.

Я думал, что на похороны Дули никто, кроме нас, не придет, но заблуждался. В зале собралось дюжины две людей. Всего две из них — женщины. Они отошли в уголок и стояли там, тихо переговариваясь. Одна из них плакала. Не слишком сильно, но слезы скорби лила. Все остальные — мужчины — были ничем не примечательны. Одни походили на работяг, отлучившихся на похороны во время обеденного перерыва, другие — вообще непонятно на кого. Возможно, то были соседи Дули. Четверо из них стояли возле возвышения в центре, на котором красовалась изящная резная урна.

И я знал, что в ней лежит. В ней лежало то, что недавно было Маркосом Дули.

А парень, уставившийся на меня, явно хотел, чтобы в ней лежал я. Ростом примерно с меня, а судя по тому, как сидел на нем шестисотдолларовый костюм, можно было догадаться, что он не понаслышке знаком с оборудованием «Наутилуса».* И пробегал трусцой не меньше пятидесяти миль в неделю. Он отличался приторной смазливостью истинно сицилийского денди и одновременно — сдержанностью выпускника Гарварда. Но за всем этим дорогим фасадом скрывался уличный шустрила по имени Понти. Понти-младший.

* Первая в мире и США атомная подводная лодка. Создана в 1954 г., снята с вооружения в 1980 г.

Я подошел к нему. Прежде мы никогда не встречались, но представлений не требовалось.

— Привет! Пришел почтить память покойного?

Мускулы под пиджаком напряглись, глаза мерили меня. В самой его позе читались напряженность, готовность сорваться с места и совершить что угодно. А в глазах светилась надежда, что такой повод представится, и чем скорее, тем лучше. Он походил на зверя. Молодого зверя в расцвете сил, желающего помериться этими силами со старым опытным быком. Он понимал, что чем дольше ничего не случится, тем меньше у него шансов победить, а потому нетерпение угадывалось даже в крохотных морщинках в уголках губ. Он был очень похож на Драго и Паттерсона, которых мы встретили в «Ле Сирке».

Я безукоризненно исполнил роль старого, умудренного опытом быка. Я сказал:

— Твои дружки забыли на своем столе мою визитную карточку. И я ее забрал.

Глазки у него так и забегали. Из чего я сделал вывод, что он не столь уж крут, каким представлялся.

— О...

Ну чем не выпускник Гарварда, подумал я.

— Ты передай им, она у меня, Уго.

Он бегло осмотрелся, проверить, не подслушивает ли кто.